— Никифорович. Кувырок дернулась, попыталась разорвать эти цепкие объятья. Нэт.
— Вот щука, — печально подумала Куколка-Балетница-Воображала-Сплетница, — скорее всего, проглотит. — Она несколько раз ударила по ногам противника, изображая Переднюю Подсечку. Толку никакого — столб телеграфный. Но тут ей, видимо, передалась часть той энергии Альфы Центавра, энергии Ан, роль которой она играла, и она поняла:
— Надо бросать через себя. — Точнее, не надо, а можно это сделать. И села на свой не такой уж тощий, а даже наоборот, зад. Ника удивилась, но вынуждена была согнуться, можно сказать:
— В три погибели. — Так это, как поблевать вышла, перепив в ресторане. Но нохги, нохги! не слушались, ибо они уже чуть-чуть повисли на Землей. Ноги, висящие над Землей, это уже не наши ноги.
Это ноги будущего поражения. Кувырок выпрямила ногу, и Ника полетела. У улетела бы, возможно, очень далеко, но руки ее были прикованы цепями к скале, как руки Прометея. Какими бы могучими они ни были, они не могли оторваться от скалы, к которой приковал его Вулкан-Гефест. Ника Ович попыталась потрясти ими, чтобы сбросить этот Кувырок-Мячик, но:
— Он же ж был связан с Землей. Как Илья Муромец. Тут — бесполезно. Ибо. Ибо никто еще тогда не имел рычага Архимеда, с помощью которого это можно бы сделать.
— Купить бы, — даже мелькнуло в голове Ники, — да откуда деньги, такой рычаг, наверно, стоит целое… впрочем, точно не меньше. И грохнулась на спину с другой стороны. Щепкина-Куперник по инерции на нее верхом. Но почувствовала что-то очень твердое в своем животе, и не то, что испугалась, а просто подумала:
— Убила! — Кто-то оставил здесь лом, а организаторы не проверили хорошенько площадку перед соревнованиями, так, не глядя постелили татами, а железный лом его проткнул во время соревнований, точнее, вот именно сейчас. И она не стала переходить на болевой или на удержание Ники. Та воспользовалась замешательством и опять быстро встала в стойку.
Только что спустила Кимоно пониже, чтобы не очень видно было воткнувшийся в нее лом. Но Ще-Ка не собиралась драться дальше, она указала судье прямо, пальцем:
— Она ранена!
— Не смертельно, — сказал кто-то. — Кто? Да не важно, а важно, что судьи-то не было, не к кому было обратиться с протестом, или как сейчас, с простым указанием. Бой был продолжен. Точнее:
— Начат и тут же закончен. Ника Ович положила одну руку на плечо маленькой даме, а вторую просунула между ног. Посмотрела в глаза, мол:
— Прощайся с Победой! — и перевернула. Но это был еще не бросок. Кувырок повисла между двумя планетами, как-то:
— Землей и Альфой Центавра. — И только, повисев немного, полетела, как пропеллер:
— Голова — ноги:
— Ноги — голова, — и так до тех пор, пока не приземлилась на татами. — Жесткий, но ведь аэродром. На нем гораздо лучше, чем вертеться в небе, как подбитая куропатка. Некоторые так и кричали ей:
— Куропатка, зря мы на тебя ставили! — А кто, собственно, на нее ставил, если здесь еще не было тотализатора? Так только если:
— Между собой договорились. — Хотя… хотя охотники всегда находятся взять на себя инициативу в неподходящий момент. И таким был Лева Задов по кличке Примус, который он всегда возил с собой, ибо ел только горячие блюда. Он предложил Махно поставить на Нику Ович два поросенка. Нарцисс махнул рукой:
— Согласен? — спросил для точности Примус.
— Если проиграю, ты будешь этим поросенком, — логично ответил Махно.
— Окей, — согласился, немного подумал Лева Задов. Хотя мог бы сказать:
— Одним я, а другим тогда ты, — но не сказал. Ибо. Ибо решил не ссорится с этим Нарциссом, а лучше подружиться.
Зачем? Интуиция, точнее:
— Чутьё было у Лёвы Задова.
— Чистая победа! — крикнул Лева, и выбежал за голубую ленточку, отделяющую простой народ от другой, в данном случае, инопланетной публики, и занял место судьи. Никто не понял:
— Надо возражать или нет? — и он подвел Нику к Махно, так и держа поднятой вверх ее руку.
— Ей руку поднял рефери, которую я еще не целовал, — сказал Нарциисс. И добавил: — Ибо. Ибо — это ведь еще не вся победа, на так ли?
— Какой базар, — ответил Лева, — всё в наших руках.
А Кувырка бросили, как докуренный до фильтра окурок в стог сена, не сообразив, что не только от спички, но и от такого, казалось бы, бесполезного окурка, может разгореться большой огонь, а может даже:
— Пламя. Утешением ей было только то, что подруга, Коллонтай, валялась здесь же.
— Мне оторвали руку, — сказала она.
— Это хорошо, — сказала Кувырок, потому что мне ничего не оторвали.
— Да?
— Да, остались внутри только одни консервы. Она провела мне какой-то Пропеллер.
— Бросок Переворотом с Захватом между ног, — сказала Коллонтай. — И добавила:
— Мы должны его отработать.
— На ком? — спросила ЩеКа, с трудом поворачиваясь к подруге.
— Так на тебе, ты уже тренированная.
— Знаешь, что, — ответила Кувырок, — можно я тебя укушу, так как для борьбы в Партере я еще не готова? — И не дожидаясь ответа сделала это.
— Ай! — воскликнула Коллонтай, — это похоже на китайский иглоукалывательный массаж, покусай меня еще.
— Хорошо, но с условием: потом ты полижешь мне жопу.
Далее. Точнее:
— Далее, — рявкнул во всё своё луженое горло Лёва Задов:
— Н-н-и-и-ка Ович и Учитель.
— Ее учитель?! — крикнул кто-то весело. Кто всё время кричал? Это был Васька Чапаев. Он оставил двух инопланетянок и Дро заведовать Сандуновскими Банями в Москве, переданными ему по секретному декрету Ле-Ниным, в обмен на вербовку одного из инопланетян на сторону Зеленых. Он так и сказал:
— Объясни ему по-человечески, что совершенно непонятно чем Зеленые хуже Желтых, а уж тем более просто Белых. Скажи этому Дро, что:
— Если он человек умный, то должен понять:
— Разницы-то никакой, так только чисто философские, научные некоторые расхождения, а так как инопланетяне в нашей науке ни бум-бум, то, я думаю, он должен согласиться.
— Из всего вами сказанного, дорогой Ле, я не понял только одного.
— Да, да, что именно?
— Именно: разве Дро человек?
— А кто он по-вашему?
— Так с этой, Альфы.
— Вот это ни-пра-виль-на-а. И знаешь почему? Если ты так думаешь, он тем более так же будет думать, а надо, чтобы он считал себя человеком.
— Вообще-то, я думаю, у этого Дро немного не хватает, — сказал Василий Иванович, — кажется он если не всё, то многое забыл.
— И?
— И, значит, думаю всё получится. Но.
— Говори, говори, пока я свободен. Моё время — твоё время.
— Мне кажется… Можно на ухо?
— На ухо? Вы думаете, что у меня здесь уже есть Прослушка?
— Тем не менее, я люблю Тет-а-Тет. Чтобы уж точно — никто ничего не знал. Ле на всякий случай посмотрел на часы.
— Идут?
— Чё-то я точно уже не знаю, — Ле подошел и потрогал маятник. — Нет, — засмеялся он, — не стоят, в том смысле, что бегают, туды— сюды…
— И обратно, — завершил сентенцию Чапи. И он рассказал, что сомневается.
— В чем и в чем? — прости я не понял, — сказал Ле-Нин.
— Что они инопланетянки.
— Да ты что! А кто они, по-твоему?
— Нет, так-то вроде инопланетянки, но…
— Но? — Ле поднял вверх указательный палец, — понимаю, много пьют и едят, как аристократки. Вы думаете шпионы? Вы думаете их надо брать? Нет, нет, рано, рано. Да и не могли шпионки-мионки ожить после того, как были убиты на дуэли.
— А если их подменили? — спросил Василий Иванович, и опять посмотрел на часы.
— Дро там один с ними?
— Нет, Пархоменко где-то поблизости пасется.
— Это нехорошо, пусть подключается вплотную. Впрочем… впрочем, пусть пока гуляет Вася, я сам схожу. Давно, знаете ли, не был в Сандунах. Как в цирке ведь, честное слово.
Далее, бой между Никой Ович и Учителем, а потом Ника и Фёкла.
Ле пошел в баню, благо конспирация была если не любимым его занятием, то частым. И в этот раз для конспирации он не стал надевать парик. Посылка:
— Никто не подумает, что это он, так как было распространено мнение:
— Члены Совнаркома без охраны в баню не ходят. — Вопрос:
— Почему?
— Дак потому что очень пристанут все, как банные листья с одним и тем же вопросом:
— Вы за инопланетян, али за инопланетян? Вроде бы:
— Что за дурацкий вопрос? — А дело в следующем:
— Почти все, кто о чем-то хоть думал, считали:
— Ле-Нин, Тр-й, Эстелин и некоторые другие официальные лица — это те же инопланетяне, только прилетели раньше. Вот и всё? Единственно, чего не все могли понять:
— С той же оне Альфы, так сказать, Центавра, али ошивались до сих пор где-то поближе? Следовательно, это то же, или всё-таки это совершен-но разные луды. — Ну, ладно. А здесь начался новый бой.